В прошлом году я вышел в огород помогать деду. Дед, конечно, говорил, что после моей помощи работы у него становится ещё больше, но я всё равно усиленно старался ему помочь всегда. Дед ходил вокруг грядки и ругался, бурча себе под нос.
— Деда, а что ты ругаешься?
— Да черви, мать их ети, лук жрут.
— Как же они его жрут, если он горький?
— Это ты горе горькое, а лук острый. От Пердунихи наползли и жрут. В огороде от неё вся зараза.
— А что надо сделать, чтобы к нам зараза не шла?
— Пердунихе по темечку камешком наебнуть или в жопу чопик забить, тогда от неё поменьше вони будет, — деда покосился на меня и засмеялся.
Бабка Пердуниха была вредной бабкой, которая спорила со всеми. Её огородные пристрастия не отличались большим разнообразием, но туалет был вечным камнем преткновения всех соседей. Туалет у бабки был без выгребной ямы, это значит, что с наступлением тепла ароматы от оного разлетались «по ветру» в направлении соседей. Кроме этого, туалет стоял посреди огорода у всех на виду, что не раз вызывало шутки соседей и очень злило бабку. Из-за запаха и прочих нюансов, бабка и была названа Пердунихой. Насмешки не действовали и год от года с огорода бабки смердило всё сильней и сильней.
— Деда, а если ей туалет сжечь?
— Голову свою лучше сожги, чтобы хренотень всякая не лезла.
— Ну а что тогда делать? Если вдруг черви у нас тут всё сожрут…
— Поеду в лес и нарублю дров, будете с бабкой как зайцы кору грызть. Или пусть батя твой сухарей мешок отправит, а то мы с бабкой с голодухи тебя сожрём.
Я, конечно, понимал, что дед шутит, но помочь как то нужно было. Посовещавшись с друзьями, мы решили сжечь туалет, но чтобы на нас никто не подумал — поджечь туалет и прибежать домой пока горит. В деревенских огородах нет внутренних заборов между соседями и можно шляться из огорода в огород, огороды большие, и на них в основном располагались грядки и много-много картошки. Деревья росли во дворе дома или в самом начале огорода. Чтобы нас не увидели соседи, мы подбирались к огороду Пердунихи ползком и короткими перебежками. Туалет был сухой, старый и покосившийся на один бок, за ним росли кусты малины и стоял парник Анисимовых. Если проползти под малиной, то можно сзади поджечь туалет так, что никто не увидит. На том и порешили.
Реализация идеи как всегда легла на мои плечи. Утром, до солнечного пекла, в огородах много людей, вечером, после пекла, тоже. Мы встретились в обед — все принесли по паре полешек, а Витька притащил даже старый дедовский плащ, чтобы я не поцарапался об кусты малины. Нырнув между грядок, кустов малины и парника, мы затихорились как мыши. Никого не было. Я надел плащ и пополз сквозь кусты. Ребята подали поленья и бумагу, пока тянулся то за одним, то за другим — всё равно исцарапал руки. Как с отцом на рыбалке, я сделал из поленьев «шалаш», но он получился сильно далеко от туалета, тогда я сделал из полешек «колодец», но это мне тоже не понравилось. Ребята стали на меня шипеть, чтобы я быстрее поджигал. От туалета воняло так, что я и сам бы с радостью поджёг всё, но не знал как. Подумав немного, я к углу туалета положил комки бумаги и сверху, оперев на заднюю стенку, поставил несколько поленьев. Только приготовился поджигать, как дверь туалета скрипнула. Я вжался в траву. В туалете заскрипели доски. В принципе поджечь и бежать было здравым решением, но вдруг бабка сгорит вместе с туалетом. Меня могут посадить в тюрьму и вызвать милицию, или вызвать милицию и посадить в тюрьму. В любом случае ни один из двух вариантов меня не устраивал. Я приготовился ждать. Кто-то подполз ко мне сзади и давай дёргать за ногу. Чтобы не мешали, я отмахнулся ногой и попал в лоб, мне в ответ кулаком заехали по ноге, я зашипел.
В туалете началась резкая возня и в щели, где была видна спина бабки, появился её глаз.
— Ты кто?
— Чёрт я безрогий, — ляпнул я то, что пришло первое на ум.
Так меня всегда называла бабушка.
— Господи Иисусе Христе. Господи Иисусе Христе. Господи Иисусе Христе. — стало почти криком раздаваться из туалета. В щели появились бабкины губы и в меня три раза плюнули.Затем со страшным скрипом и грохотом открылась дверь туалета…
С ужасным рёвом бабка ломанулась по огороду к дому. Я чиркнул спичку и полез назад. Когда я вылез из малины, я увидел только мелькавшие спины пацанов. Чувство обиды переполняло меня, но ощущение скорой расправы быстро вернуло в реальность. Я припустил в сторону бабкиного огорода. Там снял плащ и спрятал в траве за бочкой.
Вечером все в деревне знали, что за Пердунихой пришёл чёрт, прямо в туалет, после того как Пердуниха перекрестилась и плюнула, чертяка сгорел, а от его искр и весь туалет занялся. Конечно в эту историю кроме бабки никто не поверил, но все одобрительно кивали. На утро соседи помогли Пердунихе вырыть новый туалет, только в самом начале огорода, как у всех, и уже с выгребной ямой, а старый зарыли. Пердуниха хотела там побрызгать святой водой и провести службу, на что отец Михаил сказал, что от её запаха и так все черти в округе сдохли, а те что не сдохли — «недавнось» сгорели.
Вечером же дед мне потихоньку в огороде надавал подзатыльников для острастки и поблагодарил за плащ — дескать, будет в чём за дровами ездить.